Гармония даётся все трудней.

Не скла-дываясь звуки улетают.

Хотя, как будто бы опять светает –

не различить её в теченье дней.

Предметы все как будто на местах,

и тени падают, и солнце светит там же,

и стыдно мне с моим солидным стажем

не быть и быть согласной на устах.

Какой-нибудь уставшей буквой «ы»

расколотой на мягкий знак и столбик.

Кипит раствор из чувств в старинной колбе

без признака огня в пучках травы.

Возможно, зачерпнув из родника,

Глотнув,… добавив слёзы и сомненья,…

себя я подготовил к … Тем не менее –

гармонии нет даже в рудниках.

И в Космосе её, похоже, нет:

всё перекопано… И только Бах и Гендель

звучат Надеждой … не .. Скажи – последней…

За клавесином – некая Жаннет…

Да-да – Жаннет… Её я так назвал,

хотя и мог оставить безымянной…

Но в сей фантазии шанс выбраться из ямы…

… Укажет … тень моя на … перевал.

И не зову опять я за собой…

Иду… В ушах струится Пассакалия.

И, никого ни разу не спасая,

я растворяюсь в дымке голубой…

Но… Это – лишь сейчас… для ваших глаз.

А там за ней – Гармонии начало.

Пусть… Сарабанд в ночи – на лодочке качает…

Прошу… Не верьте мне… В который раз.

Здесь на воде созвездий фейерверк

даёт душе на миг успокоение…

А дальше? … Снова ветра дуновение…

Бог, … Гендель, … Бах… Сомненье… Человек.

Мир превратился в яму без просвета 

и ты летишь сквозь равномерность тьмы 

Не слушаешь и не даёшь советы…

Тьма тьме во тьме не даст ни тьмы взаймы.

И крик твой в этой тьме давно не слышен 

Поскольку нечем отразить его 

И в этой тьме нет важных, нужных, лишних…

И нету в ней ни стен, ни берегов.

И нет на том конце чудной Алисы

И нет ни антиподов ни друзей

И там давно не далеко не близко

Хотя там место есть одной слезе

И кто-то светит нам во тьме сгорая.

А кто-то шепчет создавая фон.

И пусть у тьмы нет ни конца не края…

Вдруг нечто замерзает как плафон

Плафон без лампочки. Не свет. Да и не отсвет…

Мираж? Фантом? Желаний наших бред?

Лететь на звук и глупо и не просто…

Но вдруг тем звуком можем мы согреть?

Пусть феврали заладили по кругу,

и вытеснили март и январи.

Мы … Верь… однажды различим друг-друга.

Ты повторяй как мантру: «Не соври!»…

И пусть та мантра - бред, а не Надежда.

И пусть ты кажешься и глупым, и смешным.

Ты и во тьме не прикрывай руками вежды…

… Твои слова в плафоне там нужны.

Надежда таяла и всё ж она была:

окрашенная рыжими слезами…

Она звала… …Алла … Тум ба… Лала…

и посыпала головы Сезамом.

Но не открылись явные пути

спасения, и тайные сомкнулись.

И я кричал кому-то: «Отпусти!»…

И мне в ответ созвездья подмигнули.

И волен я был прыгать и бежать,

и плакать, и смеяться, и скитаться.

И, солнца рыжий луч в руках держа,

обматывать им розы и акации.

И боль влияла на его длинну,

и на число витков и оборотов.

И рыжий хвост, чуть впереди вильнув,

вдруг сделался осенним днём по борту.

А после… сразу… рыжим летнем днём,

в котором не было того, кого мы ждали.

Но мы опять похоже повернём

без них и… жмёт нога педали.

Похоже отказали тормоза…

А если нет… Мы жмём на газ, не глядя

по сторонам, вперёд, наверх, назад …

А в небе рыжая опять висит оладья.

И чтоб не врезаться на скорости в неё,

мы слёзы вытрем руковом, смахнув веснушки…

Алла… Тум ба… Лала… Встаёт жнивё,

и рыжий некто навострил вновь ушки…

Как сон на берегу морском в грозу,

когда закрыв глаза руками ловишь ветер

и думаешь: «Я сам Мир сотрясу»…

Но если не хотите мне не верьте…

Я сам почти не верю ни во что,

помимо ветра и помимо моря…

И мне не важно кто и что прочтёт

по взмахам, что творю я в ре-миноре.

Я знаю, что такой у моря тон:

синхронно выбираем мы тональность.

Я знаю – мои взмахи моветон,

а пробуждение – скорее аномальность.

А море обступает и поёт,

как два десятка скрипок и гобоев.

О чём?… Что предстоит всем нам полёт,

и небо снова будет голубое.

Ну а пока — оно меня зовёт…

Куда – неясно, потому что очень тихо.

Из сосен ветер снова косы вьёт.

Я больше чувствую, чем слышу, фразу: «Ты хоть!!!»

Но всё стремительней несутся облака.

И дирижирую я, но — не просыпаюсь…

Меж скрипкой и смычком кипят века,

и с каждой нотою звучит всё меньше пауз.

У моря в штиль случится разглядеть

всё то, что проплывало мимо раньше,

(на плёнку… плёнку пробуя надеть). 

Воспоминания слагаются без фальши.

А как иначе если в них вся жизнь?…

Неужто, вся она была фальшива?

А ветер налетит, крича: «Держись», –

мотая полы курточки… не жилы.

У моря в штиль случится позабыть

обиды прошлого и следом вспомнить,

как облака учились в небе плыть,

как сам охотно выпал из обоймы.

«Брат, спой мне»… «Извини, но я не брат»…

Он вновь затих… тревоги нашей ветер.

Возможно, шанс давая нам собрать

обрывки,… пусть, собрав их – не измерить.

У моря в штиль есть ощущение сна,

в котором быть мучительно и сладко.

И хорошо, что скрипнула сосна.

И хорошо, что вновь собралась в складки,

насупилась и вот уже бежит,

хватая за ноги и напуская пену,

гладь,… та, что не давала нам спешить,

воспитывая мудрость и терпение.

У моря в штиль обычно ждут шторма,

и те не преминут явиться с шумом.

И вот уже вдали скрипит корма:

«Простите если вновь не напишу вам»…

Стоит не глядя в тьму или в туман

там кто-то … Может это… альтер эго?

Непостижим ни в штиль, ни в бурю – океан…

И не души от берега до берега.

Он вне сомнений видит в ней богиню 

невидимую неразумным нам.

Иначе мы бы были все другими.

Возможно, что лежит на нас вина …

Какая и за что … Когда б мы знали,

то стали б лучше, чище и мудрей…

Бушует что-то: буря ли… Весна ли…

Мы челноки в ночи среди морей.

Скорлупки неразумные без вёсел

подвластные стихии наших дум…

И нас всё дальше друг от друга сносит…

И друг у друга мы не на виду.

А он стоит на берегу, творящий чудо,

держа за талию хрустальную её…

И повторяет: не нарушу, не забуду…

и смотрит и всё больше узнаёт.

Она ему приоткрывает тайны,

гармонии, звучания, любви…

И он, похоже, облегчает нам скитания…

И выплывают к нам навстречу корабли.

Большие корабли тревог и судеб,

что подбирают нас потерянных средь волн…

Он как маяк несёт нам звук,… не судит,

не оставляя нас на произвол…

Вам непонятно… Приглядитесь профиль

виднеется над морем на скале.

Как молнии смычком выводит строфы

мои… Тот звук – дождинка на скуле.

Он кормит звук с руки как кормят свет…

Луч….в тетиве натянутого тона…

Ему не видно в нетерпеньи ждущий ветр,

но ощущается уже пути бездонность.

Звук это озеро из детских чистых слёз

на месте пересохших океанов.

Звук это навсегда, навзрыд, всерьёз.

Звук – ангел меж благим и окаянным.

Звук это корни, что питают ствол,

проводники животворящей влаги.

Звук это страждущих сердец…. родство,

последний с края пропасти бездонной лагерь.

Звук это дерево растущее в песках.

Оазис свежести среди камней и мрака.

Звук это отступившая тоска,

росток пробившийся в наш Божий мир из шлака.

Звук – красота и оттиски её:

осколки, брызги, запахи, уколы.

Звук – птица Феникс, что судьбу клюёт.

Звук душу обжигающий осколок.

Звук это жизнь, прожитая в любви…

Всегда на грани шёпота и крика.

Звук это в жарком Вельде львы.

Звук это козы ночью у арыка.

Звук связывает всё: добро и зло…

он жизнь и смерть объединяет в вечность.

Звук – не смычок, не клавиши: весло

несущее твой чёлн сквозь человечность

Звук это мрак который отступил…

отринул, как пушинка от дыхания.

Звук это миг, когда ты всех простил,

и стал его частичкой с потрохами.

Звук это звёзды ставшие судьбой

или не ставшие, но жгущие сияньем,

которое в ночи и днём с тобой,

как ипостась, резон и покаяние.

Звук это космос у тебя в руках:

На полусогнутых фалангах бесконечность.

И с ним уже нет смысла предрекать…

Звук – на стреле волшебной наконечник

Он отпускает звук и звук летит,

взмывает к звёздам и при этом остаётся,

и с ним исповедимы все пути

и сердце с ним увереннее бьётся.

Северное море… мой печальный друг.

Волны в штормах скоры, берег бьют без рук.

В ожиданьи ветра сосны копят скрип,

но, а он таиться, скрыв, что вдрызг охрип.

Небо потемнело. Облака стеной

пена к свету мелом взмыла надо мной.

И кричит и плачет скрипка-чайка… Вдруг

застывает время… Есть ли в этом трюк? …

Словно не в повторе линии волны.

Прошлое которому внемлить не вольны.

Сосен ряд не дрогнет хоть крепчает ветр.

Придержу рукою старой шляпы фетр .

Чу … дрожу застывший… Тьмой заворожён.

Небо опустившись ищет морю жён.

Сосны, как невесты, головы склонив,

в дюнах повсеместно ждут его прилив.

Временным затишьем нас не обмануть.

Чайка облетает новую волну.

Прикасаясь кончиком белого крыла,

словно в чём-то каясь… в том, что … соврала?

Только я собрался разглядеть ответ –

снова расстарался в сводничестве ветр.

Свистом сатанинским, в пляске, словно бес,

сблизил саму сущность моря и небес.

И мою приблизил к пониманию снов,

шляпу отнимая и сбивая с ног.

Сосны позабыли, кто сейчас жених…

Чудом, наблюдая, не влюбился в них.

Красота такая, что не описать…

Пусть меня бросает… Всех хочу спасать

я от наваждения, что… Мир создан вновь…

… Море с упреждением солью жжёт мне бровь.

Словно вопль «опомнись»… Чайка взмыла ввысь…

Мы одновременно вскрикнули: «Уймись!»

Но уже пробился сквозь завесу луч…

Сосны смотрят молча на осколки туч.

Скрипач от Бога в партитуре видит Бога.

Скрипач продавший душу – слышит чёрта.

Обоим – светят звёзды и дорога,

которая в рассвет и в ночь упёрта.

Двумя концами, что связать нельзя вовеки,

открытая ветрам, дождям и тайнам

дорога та – потребует проверки

и … первой выпадут сомненья и скитания.

А после и огонь, и медь, и трубы,

из коих хлынет не вода, а горечь…

И кто-то испугавшись станет грубым…

А Край Земли… он дальше чем Анкоридж..

Мы от пути к нему неотделимы,

и даже если не грустим в дороге

в сомнениях своих всегда голимы

и не гнушаемся порою даже оргий.

Контракт подписан. Каждого… расплата

ждёт где-то впереди за горизонтом…

Вновь небеса надели тучи-латы.

Свет прячется в божественные соты.

Всем абсолютно… суждено решать когда-то,

где, и какой, и чем поставить росчерк…

А все тональности сливаются в Анданте,

и… это значит, что нет смысла ждать отсрочек.

Любой за звук продаст кто сон, кто душу.

Но скрипачи – владеют тонкой нитью,

что зажигает в небесах и тушит

оттенки… Только им не сохранить их.

И нам не сохранить, но… есть причастность,

и за неё идёт в веках торговля.

И если есть на белом свете счастье,

то только не гадай… Оно…в чьей воле.

Мы платим за билет… цен… душ не зная

лишь для того чтобы сказать: «Как он играет»…

Аплодисменты меряют признания.

А молнии – пугают нас сверкая.

Но скрипачи играют не взирая

на наше знание их тайных подноготных.

И птички чёрные летя кто в ад кто к раю

не вспомнят нас, как и линеек нотных.

Смычки коснутся душ едва коснувшись

струн скрипок и исчезнут явь и время.

И станет вечностью на миг… Минувшее…

И мы ощутим этот… миг… Творения.

Облака над озером застыли.

Знают ли, что жду, что улетят?

Кто зовёт меня? Мечта?… Не ты ли….

Осень… Кто считает здесь утят?

Лебедь гладь разрезал на три части.

Мне достанется… одна – что уже всех.

Я смотрю… Рябь срыла отраженье.

Счастье… малая из всех в цепочке вех.

Набежит ли ветер? Стихнет … снова?

Улетит ли лебедь … ли уснёт?

В отражении ли будет бликом скован?

Кто и чем в лицо мне вдруг плеснёт.

Чьи-то слёзы под названьем… Брызги?

Время… Это ты опять шалишь?

Отражение опять разбилось… Вдрызг ли?

Лебедь выплыл в небо… Гладь да тишь.

Собственно… За чем я здесь? Чем движим?

Для кого пришёл? На что смотрю?

Путь луны на глади водной выжжен

серебром… Такой избитый трюк.

Выдохну и всё займётся снова:

задрожит на глади серебро.

Вспыхнут у воды огни… То совы

над дорожкой… Ромбики… к ребру ребро.

Ну, а ночь как будто на излёте

вслед за лебедем вот-вот метнётся прочь.

Ты очнёшься… В ожидании полёта

умоляю тихо – не пророчь.